Петр Машеров

— Как-то получили заказ: сделать портреты кандидатов и членов! Политбюро ЦК КПСС для оформления Центральной площади Минска, — рассказывал И. Тихонов, заслуженный деятель искусств БССР, художник. — Понесли эскизы в ЦК партии для согласования с секретарем по идеологии...
В здании он встретился с Бровкой. Сообщил ему цель визита.
— Почему к Кузьмину? Он ничего не скажет. Иди прямо к Машерову, — посоветовал Петр Устинович.
— А вдруг Петр Миронович сделает замечание, что миную «куратора»? — возразил Тихонов.
— Нет, нет, пойдем к «первому».

Зашли в его кабинет, поставили перед ним эскизы.
— Все правильно. А вот красного цвета на портретах многовато: не нужен такой торжественный фон. Мы не вожди, как Ленин. Мы — рядовые работники партии, — заметил Машеров.

Потом зашел разговор о творческих планах. Посетители пожаловались «первому», что «за культуру» берутся все, а толку от этого мало. Он в ответ грустно сказал:
— Жаль, что нет ни в ЦК партии, ни в Совмине человека, который бы толково разбирался в культуре республики. А у самого до всего руки не доходят.

Много теплых встреч с Машеровым было у заведующей партизанским отделом Белорусского государственного музея истории Великой Отечественной войны Р. Черноглазовой. Первый секретарь очень часто приходил в музей. Его интересовала каждая фотография, каждая экспозиция. Однажды сюда членов бюро ЦК КПБ привел. Раиса Андреевна помнит, как волновались накануне приезда в Минск Фиделя Кастро. А когда высокий гость посетил музей, то сотруднице даже не понадобилось проводить экскурсию: Петр Миронович сам все рассказал, как настоящий экскурсовод.

Первая встреча для Черноглазовой оказалась не очень приятной. Пришел, увидел одну, другую свою фотографию. Позвал ее и говорит:
— А зачем столько Машерова понавешивали? Музей — это не место для повторения фотографий одних и тех же людей.

Покритиковал молодую работницу, а та обиделась на него. Потом он часто приходил и спрашивал: «Ну, как живете?» Постепенно контакт наладился. А вот одна встреча ей особенно запомнилась.

В музей каким-то образом попали две тетрадки, исписанные очень мелким почерком. На одной из обложек была надпись «Кудашов». Внимательно просмотрели записи. А там о комсомольских делах написано, о подполье. Однажды на каком-то документе ей довелось увидеть его резолюцию. Тот же четкий мелкий почерк! Сотрудники отдела решили, что, когда придет Машеров, спросят у него о тетрадях. Такая встреча вскоре произошла — он сопровождал кого-то из гостей. Попросили первого секретаря задержаться. На просьбу он охотно откликнулся:
— И в чем же дело?
— У нас есть тетради, где написано о комсомольских делах. Кажется, почерк ваш...

Не успели договорить, как он в ответ:
— Вы ошибаетесь. Я никогда не вел дневников. Сотрудники растерялись.
— И все же, может, посмотрите? — решили настоять на своем.
— Ну покажите, что там.

Сходили, принесли тетрадь. И вдруг увидели, как изменилось его лицо. Оно сделалось строгим, появилась растерянность. Спрашивает:
— Где вы это взяли? Это мой почерк...

Только тогда у них на сердце отлегло. Он полистал, полистал свои военные дневники, затем попросил, чтобы дали перечитать. Тут же сотрудники напомнили, что это музейный экспонат, его, мол, нужно вернуть обязательно.
— Думаю, мне поверите. Через две недели верну дневники.

...С удовольствием, с какой-то торжественностью взял в руки эти серые тетради и я. На одной из страниц, исписанной его мелким почерком, прочитал: «К неприятным словам нужно прислушиваться, обдумывать их, делать из них выводы. На хорошие можно и не обращать внимания. Они размагничивают».