Александр Трифонович Кузьмин (II)
Автор Admin - 15 September, 2013
Категория: Петр Машеров
А вот оценка Кузьмину, которую дал (через десять лет после его освобождения от должности) Виктор Шевелуха, его коллега по ЦК, секретарь:
«С экрана говорил Машеров. Он читал свой доклад на каком-то республиканском совещании или Пленуме ЦК КПБ. Читал торжественно, с пафосом, по-машеровски, значительно, рокочущим баритоном, с четкими интонациями и расстановками. Правда, текст доклада не совсем подходил к такому тону и стилю выступления. Речь шла о мясе, молоке и других сугубо прозаических вещах. Но таков был Машеров. В его устах все приобретало более весомый, более существенный, более романтический смысл и государственную важность. Сколько раз я слушал выступления и видел, как их воспринимала любая аудитория. Все подтягивались, чувствовали ответственность момента, свою причастность к большим событиям и государственным делам.
— Гениально, гениально, Петр Миронович! — на полусогнутых ногах, опережая других, подбегал к Машерову косноязычный поджарый Кузьмин, секретарь ЦК по идеологии, заискивающе заглядывая ему в рот и глаза. Эти сцены с участием Кузьмина повторялись часто. Его поведение вызывало не только смущение, но и внутренний протест, осуждение и возмущение у других приближенных. Знали, что Кузьмин участвовал в подготовке докладов Машерова. Знали и то, что он благоволил к нему больше, чем к другим, как к летчику — участнику сражений в Великой Отечественной войне.
Но надо же было Кузьмину и меру знать. Кто больше всех стремится к славословию и подхалимажу? Все знают: те, кто добивается более значимого положения в обществе, чем заслуживает. Добиваются любой ценой, в том числе и ценой шельмования других...»
Кузьмин по уровню общеобразовательной, а тем более теоретической подготовки — ниже всякой критики. Видение проблем, социально-политической атмосферы в обществе — близорукое, граничащее с примитивизмом, по своему мышлению, логике изложения, языку. И тем не менее он в Компартии Белоруссии курировал всю идеологическую сферу: пропаганду и агитацию, народное образование, науку, творческие союзы и т.д. и т.п. И, как говорится, держался на плаву.
Он отлично усвоил механизм действия партийного аппарата, освоил систему закамуфлированного заимствования интеллектуального потенциала. Скажем, первый руководитель ЦК ставит какую-то задачу, высказывает какую-то мысль. Или в Москве предстоит совещание по какой-то проблеме. Александр Трифонович брал все на карандаш, заносил в свой толстый блокнот. Потом начинал хитрую «раскрутку». Вызывал десятки людей — журналистов, ученых, творческих работников, специалистов, давал им задание: к такому-то числу в таком-то объеме изложить свои соображения по такой-то проблеме.
— Особо ценю — свежие мысли, — говорил с улыбкой собеседнику.
А чтобы подзадорить человека к творческому осмыслению, ему доверительно намекал: мы к вам присматриваемся, у вас есть возможность отличиться. Потом все суммировал, обобщал и выдавал на совещании как свои мысли.
Словом, Кузьмин не представал «голым королем», наоборот, слыл человеком мыслящим, наполненным интересными идеями, подпитывал ими руководство, что также высоко ценилось. Так и дотянул до пенсии, пройдя «школу» трех первых секретарей ЦК.
«С экрана говорил Машеров. Он читал свой доклад на каком-то республиканском совещании или Пленуме ЦК КПБ. Читал торжественно, с пафосом, по-машеровски, значительно, рокочущим баритоном, с четкими интонациями и расстановками. Правда, текст доклада не совсем подходил к такому тону и стилю выступления. Речь шла о мясе, молоке и других сугубо прозаических вещах. Но таков был Машеров. В его устах все приобретало более весомый, более существенный, более романтический смысл и государственную важность. Сколько раз я слушал выступления и видел, как их воспринимала любая аудитория. Все подтягивались, чувствовали ответственность момента, свою причастность к большим событиям и государственным делам.
— Гениально, гениально, Петр Миронович! — на полусогнутых ногах, опережая других, подбегал к Машерову косноязычный поджарый Кузьмин, секретарь ЦК по идеологии, заискивающе заглядывая ему в рот и глаза. Эти сцены с участием Кузьмина повторялись часто. Его поведение вызывало не только смущение, но и внутренний протест, осуждение и возмущение у других приближенных. Знали, что Кузьмин участвовал в подготовке докладов Машерова. Знали и то, что он благоволил к нему больше, чем к другим, как к летчику — участнику сражений в Великой Отечественной войне.
Но надо же было Кузьмину и меру знать. Кто больше всех стремится к славословию и подхалимажу? Все знают: те, кто добивается более значимого положения в обществе, чем заслуживает. Добиваются любой ценой, в том числе и ценой шельмования других...»
Кузьмин по уровню общеобразовательной, а тем более теоретической подготовки — ниже всякой критики. Видение проблем, социально-политической атмосферы в обществе — близорукое, граничащее с примитивизмом, по своему мышлению, логике изложения, языку. И тем не менее он в Компартии Белоруссии курировал всю идеологическую сферу: пропаганду и агитацию, народное образование, науку, творческие союзы и т.д. и т.п. И, как говорится, держался на плаву.
Он отлично усвоил механизм действия партийного аппарата, освоил систему закамуфлированного заимствования интеллектуального потенциала. Скажем, первый руководитель ЦК ставит какую-то задачу, высказывает какую-то мысль. Или в Москве предстоит совещание по какой-то проблеме. Александр Трифонович брал все на карандаш, заносил в свой толстый блокнот. Потом начинал хитрую «раскрутку». Вызывал десятки людей — журналистов, ученых, творческих работников, специалистов, давал им задание: к такому-то числу в таком-то объеме изложить свои соображения по такой-то проблеме.
— Особо ценю — свежие мысли, — говорил с улыбкой собеседнику.
А чтобы подзадорить человека к творческому осмыслению, ему доверительно намекал: мы к вам присматриваемся, у вас есть возможность отличиться. Потом все суммировал, обобщал и выдавал на совещании как свои мысли.
Словом, Кузьмин не представал «голым королем», наоборот, слыл человеком мыслящим, наполненным интересными идеями, подпитывал ими руководство, что также высоко ценилось. Так и дотянул до пенсии, пройдя «школу» трех первых секретарей ЦК.